Но, конечно, гораздо полнее непривычные зрителю черты персонажей, воплощаемых Сандрелли, смогли раскрыться в следующем фильме Джерми — «Соблазненная и покинутая» (1964).

Испуганная, немногословная, с беспокойством во взгляде, Аньезе — Стефания терроризована отцом; его тиранические заботы о ее чести и браке способны довести девушку до болезни, до безумия. А тут еще ее любовь к соблазнителю Пеппино, от которой она лишилась покоя, аппетита и вся иссохла…
Анджела давала обеты, которые не в силах была сдержать; более набожная и более простодушная Аньезе исповедуется священнику: «Отец мой, мне так стыдно… Я сама себе противна!.. Что мне делать?!.» И налагает на себя епитемью: чтобы побороть плоть, бедняжка кладет под простыню камни и шепчет по ночам молитвы. Она сама себя уверяет: «…ты должна крепиться, если ты от него бежишь, значит, ты его боишься, значит, в тебя вселился дьявол!..»
Но Аньезе в исполнении Стефании отнюдь не жалкое, забитое существо. В душе она бунтует против домостроя, против власти отца, трусливости Пеппино. И ее протест то и дело прорывается наружу вспышками вспыльчивости: охваченная
мстительной ревностью, она шпилькой выкалывает глаза фотографии Пеппино, шепча при этом страшные, идущие из тьмы веков проклятия-заклинания. Сандрелли прекрасно передает сложнейшую гамму противоречивых чувств, которые Аньезе испытывает к Пеппино, — она и любит его и вместе с тем презирает за благоразумную трусость. Чтобы не выдать любимого, она сначала выдумывает, что ее обесчестил карабинер, стойко выносит побои, заточение в чулане, куда ее запер отец. Но когда Пеппино инсценирует похищение, Аньезе не желает подчиняться — все в силах стерпеть сицилианка Аньезе, но только не подлость возлюбленного.
И, наконец, — кульминация: сцена бреда, в которой перед глазами мечущейся в бреду Аньезе проходит кошмарный шутовской хоровод всех ее гонителей.